Линор Горалик: «Наш проект – лоскутное одеяло из воспоминаний»

Писательница и поэтесса Линор Горалик почти каждый год приезжает на Красноярскую ярмарку книжной культуры. В этом году в рамках КРЯККа он представила свой проект о персональной памяти – PostPost Media. Мы поговорили с Линор о том, почему хранить чужие истории – это важно, о том, можно ли научить людей говорить, и о том, как много может рассказать старое пальто.

Линор Горалик: «Наш проект – лоскутное одеяло из воспоминаний»
Фото: moskvichmag.ru

В последнее время люди стали больше рассказывать свои истории, к этому появился интерес. Как думаете, с чем это связано? Почему именно сейчас, а не 15 лет назад или через 3 года?

На самом деле проекты, построенные на работе с частной памятью, стали появляться очень давно (вот в Штатах этот вектор популярен, если я могу правильно судить, как минимум, 30 лет), — просто сейчас, видимо, набралась критическая масса, и они стали заметны.

Мне, со своего обывательского шестка, видятся как минимум две причины. Первая – с середины XX века (а по некоторым параметрам – и раньше) история как наука обращает все больше внимания на частную память, уходя от абсолютной сконцентрированности на «истории больших свершений». А вторая – за последние 30 лет у нас стало невообразимо больше возможностей для того, чтобы люди получили возможность рассказывать о своей частной жизни в публичном пространстве и быть услышанными. Эти две тенденции стали сходиться, и мы получили ситуацию, когда мир интересуется нарративами, а частные лица имеют возможность ими делиться.

Но в России, судя по всему, это произошло с запозданием. Почему?

Я бы не сказала, что это сильное запоздание: были те, кто занимался частной памятью в советские времена, и занимался много. Кроме того, когда рухнул железный занавес, в СССР хлынул поток и запрещенной прежде мемуарной литературы, и исторических работ. И уже тогда интерес к частной истории в нашей стране был огромным. Этот интерес преобразуется и меняет формы, —повествовательные, репрезентационные, — но существует и никуда не девается. Просто появление соцсетей очень актуализировало связанные с этой темой процессы, да и вообще благодаря интернету мы получили новые инструменты для сбора и хранения частных историй.

Вы как раз собираете истории для PostPost Media в Facebook.

Да, мы собираем истории на Facebook и публикуем подборки на сайте. Еще только что в издательстве АСТ, а именно – в издательском проекте Ильи Данишевского «Ангедония», — вышла первая книга серии «PostPost» – «203 истории о платьях». Вторая книга будет составлена из историй про секс, и мы уже начали над ней работать.

Книга "203 истории про платья" поступит в продажу к концу этого года. Фото: wordorder.ru

И это тоже будут такие лоскутки истории, которые сшиваются в одно большое полотно.

Да, это как раз то, чем мы занимаемся. Кстати, эта метафора, — собрания нарративов как полотна, — для меня очень важна. Еще одна тема, которая остро интересует меня как человека, пытающегося заниматься теорией моды, — это нарративные практики, связанные с текстилем, и возможность интерпретировать предметы одежды как своего рода «нарративы», раскрывающиеся во времени, то есть возможность смотреть на галстук, платье, ночную рубашку и видеть в ее деталях отражение живой истории того (или тех), кто с этой вещью соприкасался. Например, таким рассказчиком может быть пальто, долго прожившее в семье. Мы видим, где оно куплено, как оно меняло форму: ушивалось, садилось по человеку, декорировалось, вытягивалось на локтях, теряло и обретало пуговицы, доставлялось, перешивалось на ребенка. Такая вещь становится «рассказом», а иногда и «романом», и меня очень интересуют практики «чтения» и восстановления этих «текстов».

В общем, про PostPost Media можно сказать то же самое.

Да, это такое лоскутное оделяло из историй.

Вы говорили, что в персональных историях есть ваш личный интерес. Как он возник и как давно?

Он был всегда. Раньше я боялась, что эти личные истории исчезнут навсегда, утекут сквозь пальцы, а мне очень хочется, чтобы они сохранялись. Вот уже 30 лет я записываю истории, баечки, шутки за своими друзьями и знакомыми, и для меня был очень естественным переход к тому, чтобы начать сохранять истории незнакомых людей. То, что сейчас делается для проекта PostPost.Media, я почти 20 лет делала для разных изданий, а года три назад поняла, что хочу проект, который делает только это. Так родился PostPost.Media.

Фото: postpost.media

И люди охотно участвуют в этом, им хочется делиться историями. Но все равно россияне довольно зажаты. Очень сложно вывести на откровенный разговор, скажем, чиновника или даже твоего соседа. Возможно ли, что это когда-нибудь изменится?

Это очень сложный вопрос, и у меня нет быстрого ответа на него. Люди, которые пишут нам истории – очень разные. Но при этом – да, бывает ощущение, что между ними всеми есть нечто общее. С другой стороны, мы очень четко понимаем, что в нашем проекте есть огромные лакуны в смысле аудитории — например, в него почти не вовлечены люди намного старше 60 лет. Это наше слабое место.

Именно в России есть чувство, что народ боится говорить.

В целом наша культура и поощряет, и не поощряет искренность; я не социолог и не антрополог, но, если я понимаю правильно, это очень сложная тема; кажется, мы поощряем искренность в определенных частных ситуациях и очень сложно относимся к искренности, а вернее – к откровенности в публичном пространстве. Мне представляется, что для этого есть важная причина: искренность хороша тогда, когда человек чувствует себя в безопасности, то есть когда он пребывает в обществе, достаточно терпимом к Другому в широком смысле слова. У нашего общества с этим, по большому счету, непросто. Откровенность в такой ситуации – это риск: ты никогда не знаешь, какая твоя фраза или история сделает тебя не таким, как все. В такой ситуации, конечно, зачастую лучше помалкивать.

С этим нужно бороться или человек сам должен проходить через это?

Каждый человек, как мне кажется, всякий божий день делает огромную и по-настоящему важную работу: он выживает. Он делает все возможное, чтобы остаться жив и, по возможности, цел, а попутно еще и старается быть счастливым и заботиться о ближнем. Это немыслимый объем работы, и делать его – вполне себе повседневный героизм; куда уж тут брать на себя что-то еще. Я никому и никогда не дам совета «быть более откровенным»: во-первых, не мое собачье дело давать советы, а во-вторых, это чудовищно жестокая идея в обществе, которое наказывает за откровенность. Мне кажется, каждый из нас так или иначе сам решает, с какой мерой открытости ему стоит взаимодействовать с окружением и с собой (а откровенность с собой – дело еще более тяжелое). Учитывая те огромные задачи, которые мы уже пытаемся решать, откровенность здесь — это, как мне представляется, не цель, а инструмент. Если человек чувствует, что откровенность в каких-то ситуациях ему помогает, — прекрасно, нет – нет. Мне точно не дано это знать, тем более, что сама я живу в хрустальном пузыре моего прекрасного окружения — гораздо более терпимого, принимающего и прощающего, чем я заслуживаю. Мне легко быть откровенной.

В вашем проекте очень много разных тем. Как вы их подбираете: «а давайте сделаем про это» или есть алгоритм?

Бывает по-разному. Очень многие темы мы выбираем интуитивно: «А давайте...» С другой стороны, у нас есть рубрики, которые мы ведем — например, с 1 ноября мы стали каждого первого числа спрашивать про что-то первое: например, про первую смерть в вашей жизни. Бывает, что нам предлагают рубрики наши друзья: вот однажды прекрасный поэт Лев Оборин сказал мне: «Спросите у людей, какие слухи они о себе узнавали», — и это была роскошная подборка. И, конечно, очень многие темы нам предлагают темы наши партнеры — или мы придумываем их вместе так, чтобы и нашей аудитории было хорошо, и цели партнеров достигались. Например, с «Икеей» мы делали проект про «халабуды» – домики, которые читатели строили в детстве из мебели и подушек. С «Манго-страхованием» устраивали проект про безумные ситуации, в которых людей спасали друзья. Сейчас готовимся запустить еще один очень занимательный проект с IT-компанией – и он будет совсем в другом духе. Важно тут, что наши партнеры отлично понимают, что вопрос должен быть таким, чтобы людям хотелось рассказывать о себе. Они не предлагают спрашивать про любимую модель холодильника. К нам приходят потому, что хотят историй про теплое, яркое и живое, и мы стараемся помочь.

А как обстоят дела с финансированием проекта? В основном держится на энтузиазме?

И да, и нет. С одной стороны, мы проект без инвесторов. С другой – нам не очень много нужно. К счастью, многие из моих прекрасных коллег пока что готовы работать волонтерами. С третьей стороны – у нас начали появляться коммерческие партнеры, и это очень важно и очень хорошо.

Часто слышите отзывы о своем проекте от людей, которые просто случайно зашли на сайт?

У этого проекта должны быть две составляющие: людям должно быть хорошо рассказывать истории — и интересно их читать. Затевая проект, я надеялась, что люди захотят рассказывать истории, но у меня не было полной уверенности, что это будет интересно читать; с другой стороны, когда я делала такие проекта для других, люди читали их с большим энтузиазмом. Но будет ли это интересно на постоянной основе, я не знала – я боялась, что это только моя личная обсессия. Но выяснилось, что люди и вправду готовы это читать, и это потрясающе.

Комментарии, которые оставляют люди в фейсбуке, как-то редактируются?

Мы редактируем их только для того, чтобы они стали читабельными. Убрать троеточия, смайлики, отдать корректору – и все. Мы стараемся сохранить тон, в котором написана история, оставляем рубленые или длинные фразы, авторский стиль. Мы не приводим истории к единому языку, нам очень важно, чтобы в проекте звучали разные голоса.

Фото: mel.fm

А что у вас сейчас еще готовится к выпуску?

Я сейчас работаю над двумя книжками. Одна из них — это «Двойные мосты Венисаны», продолжение цикла, который я начала с книги «Холодная вода Венисаны». После этого я собираюсь писать роман «Муса»: про слона, который идет в подарок от турецкого султана русскому царю по некоторой очень особенной России; я надеюсь закончить его в следующем году.

В ваших книгах довольно часто встречается тема очеловеченных животных, с чем это связано?

Не знаю. Я просто очень люблю животных, и мне приятно о них думать. Наверное, при каком-то другом жизненном раскладе я должна была стать ветеринаром или зоологом: иного объяснения у меня нет.

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру