Свадьба по черемухе
Семья Пановых жила до войны в деревне Сизой Кежемского района. В начале 20-х годов прошлого века туда пригнали политических ссыльных, которые стали учить местную детвору грамоте, открылась школа. Василий Никифорович вспоминает, что до этого ребят - человек пять-шесть - собирали в амбаре, вешали на стену лист с написанной на нем буквой и дети хором ее учили. Было ему тогда три года, и он часто бегал в амбар, садился в уголок и слушал. Когда пошел в школу, уже к зиме освоил курс первого класса и был переведен во второй.
Зимой следующего года его обучение закончилось. Умерла мать Василия Никифоровича, и на руках у отца остались семеро детей. Из соседней деревни приехала бездетная тетя с мужем и попросила отдать Васю на воспитание. На том и порешили.
На новом месте учиться не пришлось – не было в деревне школы. Зато создавался колхоз, где вместе со всеми работали дети. «Мне было лет шесть-семь. Боронил, во время сенокоса копны возил на лошади, - вспоминает Панов. - В двенадцать мне уже поручали взрослые работы, а в шестнадцать назначили бригадиром. Все работники были под моим руководством. Через четыре года, в 1939-м, на выборах правления сельсовета, в который входило пять деревень, меня избрали секретарем как самого грамотного».
А еще через два года началась война. Двадцатидвухлетний секретарь сельсовета мог остаться в тылу: жена была беременна первым ребенком, в райисполкоме дали бронь. Панов отказался. «Мне сказали: «Ты остался один, председателя забрали на фронт, кто будет работать?» Я говорю: «На мое место женщина может встать. Нас же куры засмеют, если таких как я - молодых и здоровых - оставлять дома! Отказался от брони и ушел».
В день, когда забрали мужа на фронт, Елена Дмитриевна сняла с кровати перину и отнесла в амбар со словами: «Мой Вася будет где-то по окопам мерзнуть, а я на перине валяться?!» Перина вернулась на место только после возвращения хозяина.
«Я считаю ее своим ангелом-хранителем, - с нежностью говорит о жене Василий Никифорович. – Мы прожили вместе 58 лет. Вырастили трех дочерей. Она была прекрасной женой, матерью, бабушкой и тещей. Когда познакомились, ей было шестнадцать лет, а мне девятнадцать. Сделал ей предложение, она говорит, мол, рано, давай хоть годик подождем. Все решил случай. Однажды ехал я на лошади по лесной дороге, кругом тайга, черемуха поспевает. Эта ягода очень ценилась у нас, ее даже запрещали до определенного времени собирать, чтобы вызреть успела и чтобы бездельники не обобрали раньше тех, кто целыми днями работает. Вот я еду по тайге и вижу замечательный черемуховый куст, как гроздья винограда ягоды. Думаю, пусть еще недельку постоит, зеленовата. А когда приехал через неделю, куст уже обобрали. У меня сердце заболело. Сразу в голову мысль: я только на неделю оставил куст, а тут свадьбы год ждать, вдруг уведут. Настоял, и мы поженились».
Бои без правил
Василия Панова зачислили в парашютно-десантные войска. Учебу проходил в Раменском Московской области.
«Пришел приказ идти навстречу немцам на Сталинград, потому что наши пятились, - вспоминает ветеран. - Шли мы две недели, расстояние в пятьсот километров. С немцами встретились, как только Дон перешли. Силы были неравные. Когда пошли немецкие танки в атаку, командир взвода говорит: «Давай солдата с пулеметом». У нас был ручной пулемет, который у погибшего немца забрали. Я попросил, чтобы разрешили самому пойти, потому что в отделении моем были татары, узбеки, которые до войны оружия в руках не держали, когда стреляли - зажмуривались, - не попадут в танк. А я с 12 лет охотился, белок бил, да так, чтоб шкурку не испортить, в голову стрелял. Разрешили. Я уничтожил два танка. Пулеметную очередь дал, первый танк сразу загорелся. Немцы стали по мне стрелять, но я уже был в другом месте, потому что сразу откатился в сторону. По второму танку дал две очереди. Подбил».
Первый раз его ранили через две недели после того боя. Он бежал, наклонившись, и пуля, просвистев возле уха (чуть в сторону - и угодила бы в голову), попала в ключицу, прошла через легкие и вышла выше поясницы, не задев ни одной кости. Ни санитарных машин, ни врачей не было, и раненому пришлось самому добираться до госпиталя. Но сначала требовалось переправиться через реку.
«Немцы нас уже к Дону прижимали. Когда пришел на берег, там наших бойцов было не меньше тысячи. Берег внизу пологий, а рядом крутой обрыв метров сто и там, наверху, немецкие войска. С горы им не видно солдат. Нужно было перебираться на другой берег, а лодка одна. Дело подходило к вечеру, какой-то генерал ходил и кричал, мол, перебирайтесь на ту сторону кто как может. А Дон там метров триста шириной и течение быстрое. Некоторые молодые ребята поплыли, но, добравшись до середины, стали захлебываться. Кто кричит: «Спасайте!», кто маму зовет. Утонули на глазах. В лодку погрузили шесть-семь раненых не ходячих и трех бойцов. Как только они от берега подальше отъехали, лодка оказалась на виду у немцев, и они с горы расстреляли ее. Вижу, что дело безвыходное. Я хоть и вырос на Ангаре, плавать умею, но раненый не доплыву. Тем более одежда мешает, сапоги. Вспомнил, что выше по течению мост видел - строили когда-то. Думаю, может, там какие доски есть? Нашел распиленное вдоль бревно, привязал как смог к нему рубаху, сапоги, планшет и ружье. Два парня за мной пошли, и мы переплыли как-то. У меня за солдат, которые остались, душа болела. Страшно подумать об их судьбе. Невредимых немцы, наверное, в плен забрали, а раненых добивали».
До госпиталя Панов дней пять добирался: где-то подвозили, где-то пешком, и всю дорогу немцы бомбили с самолетов.
Когда вылечился, отправили в Сталинград. «Там держали оборону месяца полтора. Армия Паулюса была окружена, наша задача – не пропускать войска, которые шли ему на помощь. Началось контрнаступление наших войск, вошедшее в историю. Мы погнали немцев из Сталинграда. Трое суток гнали: через Калинин, Ржев, Торжок… Попалась на пути река Ловать. Между берегом и льдом - полыньи не широкие, в них воды выше пояса. Мы по пятам немцев шли. От нашего берега метрах в ста был остров с кустарниками, за ними немцы скрылись, и стрельба прекратилась - не видим друг друга. Прошу командира роты: разрешите мне на этот остров. Дал добро. Я станковый пулемет «Максим» весом 80 кг положил на плечо, перешел полынью, забрался на лед. Немцы впереди метрах в трехстах. Открыл по ним огонь. Как косой три раза провел и все пули в цель. Не меньше сотни положил. Они открыли по мне ответный огонь. Перебили все суставы на левой руке. Как ножом разрезало пулей живот, кишки вывалились. Я ночь без памяти пролежал, погода была минусовая, на мне все замерзло. Полные сапоги воды, которая превратилась в лед. Снять их не могли, разрезали. Через два дня ноги у меня от колен почернели и раздулись. Три месяца лежал в медсанбате, не вставая. Потом перевезли в госпиталь в городе Волочке, далее в Ярославль. Там меня нашла награда. Заходит как-то в палату генерал и говорит: «Еле разыскал тебя! Мне рассказали, какой ты подвиг совершил. Я поставил себе задачу найти этого солдата и своими глазами на него посмотреть. Тебя не посылали на тот остров, ты сам попросился, хоть и знал, что это верная смерть. Ты должен быть представлен к награде, ты заслужил звание Героя Советского Союза! Но, знаешь, война… Не знаю, получится или нет». И вручил мне боевой орден Красного знамени. Выше него только звание Героя».
Потому что некрасивый
После того страшного ранения Василия Никифоровича демобилизовали с инвалидностью II группы. Шел июль 1943 года. Когда солдат вернулся домой, в райкоме настояли, чтобы вступил в партию: «У вас такая награда, а вы не коммунист - непорядок!» До того дня беспартийный Панов никогда и не задумывался о вступлении в КПСС.
Работа для фронтовика нашлась сразу - выбрали председателем колхоза. Василий Никифорович оказался не самым удобным председателем: не брал под козырек услужливо, в первую очередь думал об интересах колхоза и людей. «Времена были тяжелые, тогда заставляли все до зернышка отдавать государству, но я все зерно не сдавал, своим колхозникам тоже оставлял. Приходилось и хитрить, чтобы выжить. Лосей добывали, хотя охота на них была запрещена. Приехал в райком и говорю, мол, рыболовные угодья у нас плохие, по рыбе план не выполним, разрешите нам лосятиной отдавать. Будем писать, что это рыба, а если вскроется, то никто, по-моему, против не будет, что это не рыба, а мясо. Разрешили. Сотни три мы тогда лосей добыли. Мясо делили по колхозникам и сдавали государству вместо рыбы. Кожи лосиные выделывали, я ездил по другим колхозам и выменивал их на запчасти к сельхозтехнике, они были в большом дефиците. Колхоз числился одним из лучших».
К военным заслугам Василия Никифоровича добавились трудовые – четырежды «Ударник коммунистического труда», «Победитель соцсоревнования», ветеран труда.
«Двадцать лет я отработал на севере в Дудинке, заведовал складом. Обеспечивал поставку продуктов питания из районов Красноярского края. И там был лучшим, несмотря на полтора класса образования. Знаете почему? Когда мне было двенадцать лет, внушил себе, что я некрасивый и за меня замуж хорошая девочка не пойдет. Дал тогда себе слово – стараться хорошо работать, быть честным, добрым, хорошим человеком. Держу марку всю жизнь!»
