Будущее Сибири покрылось тайной

Дискуссию фантасты и футурологи, в грядущих временах подкованные, начали издалека. «С чего мы решили, что у Сибири вообще есть будущее? - задался вопросом ведущий дискуссии, аналитик исследовательской группы «Конструирование будущего» Сергей Переслегин. - Будущее - это ведь ресурс, причем ресурс дефицитный. В частности, все войны США, начиная с югославской, - это войны против чужих будущих».

Вопрос оказался отнюдь не праздным: Сибирь действительно все время ускользала от определения. С одной стороны - колония. С другой - колония все-таки особая. Транзитная зона, зона постоянного освоения, где ни один мегапроект - со времен Ермака до эпохи Брежнева - так и не был доведен до конца. «Если конкистадоры создавали свои государства, то Ермак создавал провинцию России, - заметил писатель Андрей Лазарчук, - то есть это не покорение даже, а принуждение к сосуществованию».

Вроде как и кладовая мира, узурпированная Россией, и одновременно - ее неотъемлемая часть. В итоге сошлись на том, что Сибирь – территория архаичной стадии развития цивилизации, где люди на протяжении всей истории хватают то, что легко схватить: начиная от кедра и пушнины, заканчивая нефтью и ураном.

Вот только что с этой зоной делать? «В ближайшее 12-летие у нас, очевидно, будут решаться вопросы, связанные с постиндустриализацией Сибири», - предположил Переслегин, и попросил собравшихся как-то к этому отнестись.

Эксперты и тут были критичны. Одни полагали, что в Сибири от хронического освоения и миграций не осталось сил ни для борьбы, ни для создания чего-то нового. Другие, напротив, высказывались, что в Сибири людям не дают успокоиться, чтобы те не замерзли. Но постиндустриальному развитию не способствует ни то, ни другое - для него нужен комфорт.

«Сейчас привлечь сюда венчурного инвестора - проблема, - констатировал Евгений Кузнецов, директор департамента продвижения инноваций Российской Венчурной компании, – и будет снята она тогда, когда все значимые процессы перейдут в интернет, и вопросы транспорта и климата отпадут сами собой». Правда, если станет все равно, где жить - зачем тогда Сибирь сибирякам?

Переслегин подошел к проблеме радикально: нужно создать очередной грандиозный проект, чтобы он с треском провалился, а ударная волна выбросила бы часть пассионарного сибирского населения далеко за пределы региона. Коллеги его поправили: уже давно выбрасывает, хоть и вяло. Писатель Михаил Успенский припомнил показательный пример: в 50-е годы из пушкинского театра был уволен Иннокентий Смоктуновский, а в 60-е, из газеты «Красноярский комсомолец» - журналист Валентин Распутин. Оба - за профнепригодность.

Все проекты в процессе обсуждения саморазоблачались. А когда заговорили о красотах природы, Переслегин не выдержал: «Всякий раз, когда людям совсем нечего сказать про будущее своей территории, они вспоминают про туризм. А когда все еще хуже - начинается про экотуризм». В общем, варианты обустройства Сибири оказывались хороши только при одном условии - если не для Сибири и не для сибиряков. И порвать эту связку может только чудо или как минимум изменение климата…

Слово за слово, сошлись на проекте Евгения Кузнецова: преобразовать транзитную территорию в территорию связности, организовать проходящие «сквозь» финансовые и культурные потоки, упорядочить их и возглавить. Конечно, и это предложение спорно. В конце концов, вокруг - мощные геополитические силы, которым это явно не понравится. «Значит, надо преобразовываться тайно», - заговорщицки заключил Андрей Лазарчук.