Дискуссии о 100-летии Русской революции, которые проходили на пятом Историческом форуме в Красноярске, высветили много неожиданного. И дело не только в том, что это «взгляд из Сибири», но и в некоем особом понимании, появившимся спустя 100 лет. Проще говоря, вековой рубеж сделал революцию достоянием прошлого, – исчез повод для вражды и противостояния.
Вехи истории
Это особенно ясно проявилось на круглом столе «Революция в России: опыт, история и уроки». В докладе Ольги Коноваловой из Сибирского юридического института МВД говорилось о том, как оценивал итоги октябрьских событий В. М. Чернов – лидер правых эсеров. Проигравший конкурент Ленина и Троцкого, оказавшийся в эмиграции политик всё же смог взглянуть отстранённо на гражданское противостояние – судил о событиях «без гнева и пристрастия». Современные российские историки занимают сейчас такую же позицию.
Это подчеркнула модератор дискуссии профессор Аграрного университета Ирина Павлова. А профессор СФУ Иван Пфаненштиль провозгласил: задача ответственных граждан заключается в уходе от революционных потрясений к эволюционным путям развития.
Уже после форума мне довелось побывать на диспуте «Образы революции: особенности революционных процессов 1917 года на Урале и в Сибири», который проходил в рамках проекта «Музей в революции / революция в музее». В разговоре принимали участие историки из разных регионов: доктора исторических наук Владислав Кокоулин (г. Новосибирск), Равиля Хисамутдинова (г. Оренбург) и др. Оказывается, провинциальные города России отнюдь не склонны были к «боям кровавым», но как они не крепились, как не противились смуте – вооружённого противостояния избежать не удалось.
В кулуарных разговорах на форуме наш знаменитый историк Николай Дроздов поделился своим профессиональным мнением, сформировавшимся за годы раздумий: если бы не расстройство государственного механизма Российской империи, вызванное Первой мировой войной, наша страна смогла бы пройти опасный поворот без катастрофических последствий.
А один из участников заметил: «А ведь никто у нас на форуме про масонов не упомянул». Он имел в виду любопытное совпадение: как раз в эти дни в Государственной Думе РФ по инициативе В. В. Жириновского состоялся круглый стол, посвящённый 300-летию появления масонских лож. Вождь ЛДПР говорил об участии таких структур в революционных событиях 1917 года. Впрочем, в большей мере касается это февральского дворцового переворота – в октябре правили бал революционные силы, воодушевлённые идеологией коммунизма, а коммунистическая идея появилась задолго до иллюминатов и масонов.
Круговорот идей
Ещё древнегреческий философ Платон в своей знаменитой работе «Государство» предлагал своеобразные коммунистические реформы. Он утверждал, что во избежание корыстных злоупотреблений все чиновники, властители и судьи, полицейские и вооружённые защитники государства должны отказаться от пользования деньгами – жить вместе за государственный счёт в общественных зданиях, семей не заводить, а появляющихся от совместного проживания детей отдавать на казённый кошт.
Последующие писатели-утописты, предлагавшие свои модели государственного устройства (Мор, Кампанелла), ориентировались на книгу Платона. К тому же, по собственному их убеждению, деньги, богатства и корысть не совместимы с общественным интересами, неизбежно приводят к злоупотреблениям, коррупции, угнетению и прочим социальным язвам.
Автор «Утопии» Томас Мор, английский царедворец XVI века, писал: «При неоднократном и внимательном созерцании всех процветающих ныне государств я могу клятвенно утверждать, что они представляются не чем иным, как неким заговором богачей, ратующих под именем и вывеской государства о своих личных выгодах».
А Карл Маркс подытожил эти умонастроения и декларировал: естественное развитие общества пришло к переворотному пункту, когда частная собственность стала тормозом, а значит – закономерно подлежит ликвидации. Если частная собственность на средства производства будет упразднена, сразу же откроются условия для создания нового общества, где стяжательство и властолюбие постепенно исчезнут. А с ними исчезнет и всё плохое: неравенство, несправедливость, обиды, унижения, преступления и дикость.
Это благое пожелание как раз и решили проверить русские революционеры. Проверка затянулась на десятилетия. В России ценой больших жертв коммунисты создали общество, где были устранены причины социального зла – частная собственность на средства производства и возможность накопления богатств. А неравенство, которое порождалось государственной иерархией, уравновешивалось повышенной мерой ответственности – руководителей за ошибки и нерадения подвергали жестоким наказаниям.
Люди это видели и верили: они идут в будущее, где воцарится справедливость везде и во всём. Ощущение, что вот-вот заявит о себе новое коммунистическое общество с его высокой моралью, было для советских людей не отвлечённым мечтанием, а рациональным убеждением.
«Красная» история
В начале 1960-х годов не только руководству Коммунистической партии Советского Союза, но и множеству простых людей казалось, что 20 лет (заданных в Программе КПСС) как раз хватит для окончательного утверждения коммунизма. Об этом свидетельствуют даже школьные учебники истории.
Молодые люди в СССР были убеждены, что социальные отношения советского общества радикально отличны от частнособственнического капитализма – в лучшую сторону. Думали, новая социальность не только открывает небывалые перспективы для научно-технического прогресса, но и препятствует извечному социальному злу, которое на Западе проявляет себя в моральном разложении, преступности, захватнических войнах и эксплуатации бедных богатыми.
Но когда стало ясно, что ожидания коммунистов не сбываются, возникло недовольство. Объявленная в середине 1980-х М. Горбачёвым перестройка воспринималась поначалу именно как очищение коммунистических идеалов – с ликвидацией номенклатурных перерожденцев, жуликов-воров и хлопковых миллионеров.
Однако с определённого момента вдруг сами собой начали восстанавливаться отношения частной собственности. Обнаружилось, что мир полон соблазнов, а сила денег проламывает любые границы. Оказалось, что советское общество ничем не лучше западных социумов, чем-то даже значительно хуже, поскольку сковывает свободу личности и предпринимательскую активность.
Более того, убрали цензуру, и выяснилось, что вся история советского общества пронизана большими и малыми обманами: всё нелицеприятное скрывалось, а добрые цели осуществлялись неправыми средствами. После этого уже никто не жалел о рухнувшем «красном» проекте с его коммунистическими идеалами. Так всё и закончилось.
История аналогий
Расскажу историю. Однажды я водил в Красноярский краеведческий музей наших гостей, приехавших из Ирана. Мы побывали в зале, посвящённом революции, а рядом как раз располагался зал с экспозицией по истории Церкви. Встала передо мной задача – объяснить как-то персидским гостям сие странное соседство. Учитывая, что иранцы, вероятно, ориентируются в истории Византийской империи (с которой Персия в своё время тесно взаимодействовала и соперничала), я провёл аналогию, мол, весь коммунизм – это как иконобоческая ересь в православной Византиии.
Был такой период в VIII веке н. э., когда среди православных жителей Восточной Римской империи распространилась идея, дескать, не надо молиться иконам и расписывать церкви. Из Константинополя пошла реформа: несогласных священников изгнали, недовольных побили, а все церкви внутри побелили начисто. Через несколько десятилетий успокоились, одумались, и всё вернулось на круги своя.
Смысл аналогии, надеюсь, оказался понятен. Революционная смута ХХ века подобна еретическому поветрию: «Давайте попробуем иначе». А в результате общество разделилось на два лагеря, и пошли стенка на стенку.
Наша история начала ХХ века предстаёт из столетней перспективы как великая драма – мифологическая битва титанов и богов, вписанная в анналы мировой летописи (думаю, это поинтереснее мещанского сытого прозябания). В той борьбе носители «красного» проекта победили «белых», и, надо признать, оказались они на уровне вызовов эпохи. Смогли осуществить научно-техническое перевооружение (индустриализация, электрификация), выиграли тяжелейшую войну (с войском объединённой Европы), создали атомное и ракетное оружие, освоили подземные ресурсы и покорили космос.
Да, к сожалению, русская тяга к справедливому обществу когда-то обернулась идеей фикс и породила революционную организацию типа тоталитарной секты. (Что подметил ещё писатель Достоевский – осудил всю эту бесовщину.) Наверное, социальные настроения в тот период были неизбежны. И не только в России – всей Европе хотелось воевать, тайные и явные структуры в разных странах стремились к богатствам и господству. Диктаторы пришли к власти в Германии и Италии, Испании и Португалии, Польше и Болгарии, в Турции и прибалтийских лимитрофах.
И не факт, что наш коммунизм и «красный царь» Иосиф Сталин – это плохой вариант. Могли ведь и в России события пойти по немецкому сценарию – с националистическим угаром. Коммунистическая идеология помогала окраины удерживать и новые земли присоединять, а нацистская идеология стала бы наихудшей дискредитацией исторического русского мира. (То, что нацизм – это один из вариантов революционного психоза, показывают многочисленные исторические примеры.)
***
Вероятно, после февраля 1917 года, когда предатели-аристократы вероломно устранили своего монарха, коммунисты явились как наименьшее зло. Идеология, провозглашавшая путь к справедливому обществу мира и труда, – это всё же светлая мечта, а не коричневый своекорыстный умысел. Конечно, утопия нереализуема. И, как говорится, благими намерениями вымощена дорога в ад. Но мы извлекли уроки из прошлых романтичных увлечений и сегодня проявляем понятную осторожность, дабы не впасть в какую-нибудь новую ересь.
